Александр Зиновьев. Жизнь, смерть, борьба

В Москве в начале ноября прошла Международная научная конференция, посвященная Александру Александровичу Зиновьеву, выдающемуся русскому ученому, мыслителю, определившему духовную атмосферу мира второй половины ХХ века.
Имя Зиновьева широко известно, но сказать, что его научное наследие полностью осмыслено, нельзя. Прошедшая в стенах Московского государственного университета конференция – это одна из попыток осмысления наследия ученого.

В конференции приняли участие российские и зарубежные ученые, литераторы, политики. Предлагаем вниманию наших читателей выступления некоторых ее участников.

А.А. Гусейнов, академик РАН, директор Института философии:

Построить идеальное общество в себе самом

– Я буду говорить об этике Александра Зиновьева в связи с его социологией. Тема, этика Зиновьева, необычна, так как Зиновьев – жесткий логик, стоявший на позициях строгой научности, он практически избегал каких-то оценочных суждений.
Александр Зиновьев – логик, социолог, литератор.
Он создал продуманную и очень, как мне кажется, значительную этическую систему, этическое учение, которое называл учением о житии, Зиновьйогой. Есть еще одно название – лаптизм, по имени главного героя его повести "Иди на Голгофу" Ивана Лаптева. Этим Александр Александрович хотел подчеркнуть русское происхождение своего учения. Этика Зиновьева изложена и в его поэмах: "Мой дом, моя чужбина", "Евангелие для Ивана", а также в его произведениях "Иди на Голгофу", "Живи", " Исповедь отщепенца".
Кратко его жизненное учение, его этика выражена в знаменитом утверждении: "Я есть суверенное государство". В основном, обращают внимание на эпатирующую дерзость этого суждения, но мало кто задумывается над тем, что оно направлено против широко известного мнения, согласно которому нельзя жить в обществе и быть независимым от него. "Можно", – говорит Зиновьев, и в этом состоит суть его жизненной позиции.
"Я и есть суверенное государство". Прежде всего, здесь предполагается полная ответственность человека за свое существование. Даже более того, устроение собственной жизни – это и есть, согласно Зиновьеву, единственный предмет заботы человека и единственный предмет его ответственности.
Еще одно известное суждение Зиновьева: "Плевать мне на галактики, на звезды, на общество, моя собственная жизнь мне намного важнее и интереснее". Человек должен не просто отвечать за себя, но сам задавать программу своего существования.
Согласно Зиновьеву, человек в своем нравственном выборе не должен руководствоваться какими-либо внешними нормами, кем бы они заданы ни были. Он должен самого себя рассматривать как некий источник, относиться к себе так, как если бы он нес в самом себе критерии различения добра и зла.
Человек обязан стремиться к полноте жизни, но в особом смысле. Зиновьев дает несколько понятий совершенства: совершенство как совокупность положительных качеств, некое идеальное состояние, и совершенство в другом значении, а именно как полнота всех качеств, свойств, без изначального расчленения этих качеств на положительные и отрицательные.
Как в государстве, говорит Зиновьев, есть разные виды деятельности, разные функции, и они могут структурироваться по разным критериям, однако они никогда не структурируются по критериям добра и зла. Какая бы функция в рамках этого государства ни существовала, она имеет свое законное право и оправдание. Даже палач в государстве, которое практикует смертную казнь, не является злодеем, это обычный человек, который находится на государственной службе.
Итак, человек есть суверенное государство. Эта позиция Зиновьева вписывается в некий общий контекст развития европейской этики.
В принципе, в европейской этике было две крупные эпохи, два качественных состояния, которые одновременно представляют собой две тенденции и две линии напряжения моральной жизни вообще.
Одна из них представлена именем Аристотеля, там этика понимается как учение о добродетелях, и сама этика сводится к добродетельности индивидов и к добродетельным поступкам. При этом в этике не находится места для неких общих правил, общих норм, ибо согласно Аристотелю нас интересует не вообще, что такое добродетель, а что такое добродетель в каждом отдельном случае. А раз так, то в каждом отдельном случае существует и своя мера. Даже знаменитый принцип середины Аристотеля не может считаться общим принципом, потому что середина применительно к каждой отдельной добродетели требует своего уточнения, она требует уточнения даже применительно к каждому конкретному человеку, который действует. Таким образом, здесь этика представлена именно в многообразии индивидуальных поступков.
Вторая крупная эпоха связана с именем Канта, который этику и мораль понимал как совокупность принципов и основное усилие направил на поиск всеобщего закона, управляющего нравственным поведением человека. Поиск абсолютного закона – это основная установка Канта. Он считал, что именно абсолютность закона поведения и является критерием нравственности этого закона. И Кант открыл этот нравственный закон, который применительно к человеческим разумным существам имел форму категорического императива.
Закон появился, но исчезли поступки, ибо особенность морального закона по Канту состоит в том, что он не может реализоваться в поступках. И даже, может быть, говорит Кант, не было ни одного поступка, который бы соответствовал этому закону и который был бы совершен ради долга.
Возникает противоречие: там, где были поступки, нет морального закона, нет правила, там, где появился закон, исчезли поступки. И этические усилия, и не только этические, но и практические, нравственные усилия людей в эпоху после Канта были направлены на то, чтобы вернуть в этику поступок, но вернуть таким образом, чтобы не отказываться от идеи морального закона, от идеи общезначимых норм, которыми руководствуются люди. Эти усилия привели к различным теориям, к различным практическим опытам, но, тем не менее, удовлетворительного решения не существует до сих пор.
Зиновьев предложил свое решение проблемы. Оно состоит в следующем: Иван должен стать философом, то есть каждый человек, отдельный индивид, должен сделать то, что делали философы, создавая этические учения как нормативные программы, достойные жизни.
Философы пытались создать этические учения для всех людей, причем и в качестве абстрактных теорий, а каждый человек должен создать этическое учение для самого себя. И не для того, чтобы знать, что такое достойная жизнь, а для того, чтобы достойно жить. Задача выработки программы достойного поведения, нравственно оправданного существования является привилегией и обязанностью каждого человека. Именно таково значение формулы – "Я есть суверенное государство".
Человек должен как бы свою жизнь превратить в эксперимент. Он при этом не претендует на открытие последней истины. Согласно Зиновьеву, претензия человека является более высокой. А именно, он претендует на то, чтобы своей жизни придать достоинство окончательной истины.
Такое понимание соответствует общей тенденции развития общественной морали. Смысл тенденции заключается в том, что решение вопроса, что есть добро, что есть зло, общество постепенно, и чем дальше, тем больше, делегирует самой личности, то есть опускает на конкретный индивидуальный уровень.
Но возникает вопрос: как соотносится этика Зиновьева с его социологией, и прежде всего с идеей социальных законов?
По Зиновьеву, законы социальности – это законы организации, функционирования, развития больших масс людей. Законы эти объективны, они действуют без каких-либо исключений, действуют так же, как природные законы. И тот факт, что человек обладает сознанием, не отменяет объективности законов, а еще более усугубляет их. Именно благодаря сознанию эти законы как бы обнаруживаются более адекватно, то есть меньше оказывается каких-либо случайностей и разнообразия в их проявлении.
Более того, согласно Зиновьеву, социальная эволюция меньше зависит от субъективного фактора именно тогда, когда она становится управляемой. Он полагает, что именно на стадии сверхобщества эволюция становится управляемой, и именно поэтому она меньше всего зависит от тех, кто управляет этим процессом.
Идея объективности социальных законов открыта не Зиновьевым, но, пожалуй, никто другой не отнесся к этому факту со всей обязывающей серьезностью и не сделал из этой констатации тех практических выводов, которые сделал Александр Александрович.
Строгие законы социологии, или человеческих объединений, возникают, по Зиновьеву, из того простого факта, что эти объединения представляют собой объединения многих людей. То есть факт множества уже создает с неизбежностью некую строгость их функционирования. Скажем, любое объединение должно делиться на управляющих и управляемых, начальников и подчиненных. Оно должно сразу разнообразиться в функциях, должны появляться органы, которые эти функции выполняют. Эти объединения превращаются в "человейники", поскольку они живут исторически долго, обладают памятью, находятся на какой-то территории. И социальные законы, по которым функционируют объединения, и законы, которым подчинены социальные субъекты, есть законы экзистенциального эгоизма. Суть этих законов состоит в том, что они заставляют социального субъекта действовать исходя из своей социальной позиции, таким образом, чтобы сохранять эту позицию, расширять ее возможности или занять более высокую позицию. Действовать в своих интересах внутри "человейника" и в интересах своего "человейника" в отношениях с другими "человейниками" – такова основа социальности.
Зиновьев приводит такой пример. Из двух работ, одна из которых оплачивается больше, чем другая, при всех прочих равных условиях человек всегда выберет ту работу, которая оплачивается выше. Отсюда вытекают некоторые следствия. К примеру, если человек выбрал менее оплачиваемую работу, он это сделал не потому, что она является менее оплачиваемой. Если он выбрал работу более оплачиваемую, то это могло быть только по той причине, что она является более оплачиваемой. Закон не имеет исключений. И в этом смысле он ничем не отличается от закона инерции Ньютона и других законов подобного рода.
Вывод, который делает Зиновьев: все те явления, которые мы морально квалифицируем, в том числе и те, которые мы квалифицируем как негативные, такие как эгоизм, ложь, продажность, демагогия, лицемерие, наряду с теми, которые характеризуются позитивными характеристиками, являются формами самоутверждения индивидов. Эти явления не что иное, как способ существования этих социальных законов, и возникают они не вопреки социальности, они и есть сама социальность. Именно социальность порождает все эти явления.
Однако социальные законы нельзя путать с нормами морали, права. Нормы морали, права человек и вырабатывает, чтобы защититься от этих законов, защититься от самого себя. Их действенность относительна. Они могут смягчить ситуацию, но чаще всего они сами становятся моментом действия этих законов.
Социальный мир, как и природный, такой, какой он есть, с ним ничего сделать нельзя. Это принципиальная установка Зиновьева. Не в том смысле, что его нельзя улучшить. Его можно улучшить, но нельзя улучшить таким образом, чтобы были устранены все те проявления социальности, которые людей не устраивают. Его нельзя улучшить таким образом, чтобы исчезло неравенство, исчезла несправедливость, исчезла бедность. Точно так же, как и природное существование человека можно совершенствовать путем развития медицины, экологии, но его нельзя усовершенствовать таким образом, чтобы вообще не было болезней, не было смерти и т.д. Это обстоятельство нужно принять со всей жесткостью.
Надо сказать, что такое понимание социальности, общественных законов – это важная веха на пути выработки человеком более трезвого взгляда на самого себя и важная веха на пути разрушения иллюзий человека о самом себе. В этом направлении человечество прошло через ряд серьезных испытаний и кризисных состояний.
Разрушение иллюзий, во-первых, было связано с открытием Коперника, когда выяснили, что Земля – это не центр Вселенной, вокруг которого всё вертится, а, напротив, лишь одна из планет, наряду со многими.
Следующий кризис самосознания связан с открытием Дарвина того, что человек не царь природы, а всего лишь звено в эволюционном процессе, которое возникло в результате определенных природных законов.
Но оставалась еще одна иллюзия и основание человечеству гордиться собой – как разумное существо, человек создал некую надприродную среду, которая являет собой царство разума и которая, по крайней мере в этом качестве, возвышает человека над остальной природой. Зиновьев разрушает и эту иллюзию. Он утверждает, что законы, по которым функционирует общество, есть такие же законы экзистенциального эгоизма, которые ничуть не отличаются от природных законов, в которые втянуты другие живые существа.
В этой связи я вспоминаю беседу с Александром Александровичем незадолго до его болезни. Мы гуляли вокруг университета, беседовали, и когда заговорили о том, что жизнь тоже кончится, я ему сказал, что нет у меня такого представления о человеке и мире, чтобы сам факт смерти поместился в это представление, чтобы он нашел там свое законное место. Такое представление, чтобы я мог оправдать сам факт смертности человека. И он мне ответил: "Я не хочу даже думать об этом. Так это устроено в жизни – и всё". Это была его позиция.
И тут возникает вопрос: что же делать? Означает ли это, что жизнь в идеале невозможна? Означает ли это, что человек должен отказаться от представлений о моральном достоинстве, как от каких-то иллюзий?
Ответ Зиновьева: жизнь в идеале возможна, но за пределами социальности. Внутри "человейника", но не по законам "человейника" возможна как редкий случай, как борьба, как героизм.
"Если вы хотите противостоять законам тяготения, то вы строите самолет" – это его сравнение. Вот что-то подобное должно быть сделано и применительно к социальным законам.
Здесь возможны две линии поведения: или вы включаетесь в эту борьбу, в эту жизненную гонку, или вы уклоняетесь. И тот, кто все-таки придает какое-то значение идеальным представлениям, принимает всерьез моральные цели, у него нет другого пути, как уклоняться. Уклоняться – это не значит уйти в леса, или замкнуться в какую-то приватную сферу, или найти какую-то другую форму самоизоляции. Уклониться в этом смысле невозможно, поскольку человек живет в социальных объединениях, он подчиняется этим социальным законам, и не может не подчиняться. Точно так же, как мы в качестве природных существ подчиняемся природным законам, здесь нет никакого выбора. Уклонение состоит в другом, в том, чтобы, оставаясь в рамках социальности, жить по тем ценностным основаниям, которые человек себе задает.
Зиновьев говорил, что социальные законы создают силовые линии, которые разворачивают мозг людей в одном и том же направлении. Эта одна из особенностей существования социальных законов. И поэтому нужно совершать поворот мозга, как бы выходить из строя.
О Зиновьеве говорят, что он всегда шел против течения, являясь великим вопрекистом. Это "вопреки", стремление идти против течения, не только индивидуальная, психологическая особенность Зиновьева, это и продуманная позиция, поскольку именно законы социальности создают такие силовые поля, которые в определенном направлении настраивают мозг. Уклонение здесь может состоять в том, чтобы противостоять этому, чтобы находить противопринципы.
Зиновьев сформулировал эти противопринципы: "Будь терпим, сопротивляйся насилию. Если видишь, что борьба бесполезна, сражайся с удвоенной энергией. Иди к людям, потому будь один. Имей всё, потому отдай всё. Смиряйся, бунтуя; бунтуй, смиряясь». Вот направление, в котором, с его точки зрения, должна была развиваться нравственная линия поведения человека в условиях жестких социальных законов.
Этика Зиновьева опирается на его социологию, но в определенном смысле. Она вырастает как отрицание и противостояние, как индивидуальная борьба с социальными законами.
Я завершу свое выступление развернутой выдержкой из его работы "Русский эксперимент", она четко формулирует его позицию.

"У меня нет никакой позитивной программы социальных преобразований. Но не потому, что я не способен что-то выдумать на этот счет, а в принципе. Любые положительные программы социальных преобразований имеют целью, и отчасти даже результатом, построение некоего земного рая. Но опыт построения земных раев всякого рода говорит о том, что они не устраняют жизненных проблем, драм и трагедий. Наблюдая жизнь и изучая историю, я убедился в том, что самые устойчивые и скверные недостатки общества порождаются его лучшими достоинствами, что самые большие жестокости делаются во имя самых гуманных идеалов. Нельзя устранить недостатки того или иного общественного строя, не устранив его достоинств. А раз так, то главным в моей жизни должна быть не борьба за преобразование общества в духе каких-то идеалов, а создание идеального общества в себе самом, совершенствование в духе моего собственного идеала человека. По этому пути я фактически и шел до сих пор", – писал Зиновьев в 1995 году. Мы можем сказать, что по этому пути он прошел до конца.

 

Материал подготовила Ирина Щеглова