Об анафеме, которой не было.

Прошло более ста лет, как случился  разрыв великого писателя, гуманиста Льва Николаевича Толстого  с русской Православной Церковью. Толстой - христианин вне любого времени и вне любой Церкви. Время от времени раздаются предложения пересмотреть позицию Церкви по отношению к Толстому, реабилитировать его. Все дело в том, что несмотря на то, что Толстой, избрав свой собственный путь к Богу, отвергал многие церковные догмы,  анафема по отношению к Толстому, вопреки установившемуся мнению, так и не была провозглашена. Не было ни проклятия, ни отлучения. Церковь в постановлении Святейшего  Синода только констатировала  факт  добровольного отречения великого писателя от некоторых церковных догм.

Если перечитать постановление Синода, то в нем есть призыв молиться о Толстом.

В последние годы жизни великого писателя  были предприняты попытки  примирения, причем с обеих сторон.

Что этому помешало, и каково сейчас отношение Церкви к великому русскому писателю? На эти и другие вопросы журналисту Ирине Щегловой отвечают известные деятели культуры и религии России.

                                                           Толстой о религии

                                                                   (Из дневников)

Меня причисляют к анархистам, но я не анархист, а христианин. Мой анархизм есть только применение христианства к отношениям людей.

Братство, равенство, свобода — бессмыслица, когда они понимаются, как требования внешней формы жизни. От этого-то и была прибавка: “ou la mort” [или смерть (фр.)]. Все три состояния — последствия свойств человека: братство — это любовь. Только если мы будем любить друг друга, будет братство между людьми. Равенство — это смирение. Только если мы будем не превозноситься, а считать себя ниже всех, мы все будем равны. Свобода — это исполнение общего всем закона бога. Только исполняя закон бога, мы все наверно будем свободны.

Работники дьявола, уверенные в присутствии дурного в человеке, достигают великих результатов: суеверия, казни, войны. Работники божьи достигли бы больших результатов, если бы они более верили в возможность добра в людях. [..]

Любовь к детям, супругам, братьям — это образчик той любви, какая должна и может быть ко всем.

Знание и наука — разница. Знание — все, наука — часть. Так же, как разница между религией и церковью.

Аналогия церкви и науки подтверждается во всем: так же не доказывают, не объясняют, не вникают в несогласное, а утверждают, не слушают и сердятся.

Церковь, научая людей знать истину и не делать, атрофировала в людях нравственный нерв.

Проповедовать христианство надо не столько рабочим, сколько неработающим господам.

Если бы человек ничего бы не знал о жизни людей нашего христианского мира и ему бы сказали: вот есть такие люди, которые устроили себе такую жизнь, что самая большая часть их, 0,99 или около того, живет в непрестанной телесной работе и тяжелой нужде, а другая часть, 0,01, живет в праздности и роскоши; что, если эта одна сотая имеет свою религию, науку, искусство, каковы должны быть эти религия, наука, искусство? Думаю, что ответ может быть только один: извращенные, плохие и религия, и наука, и искусство.

Все дело ведь очень просто. Завоеватели, убийцы, грабители подчинили рабочих. Имея власть раздавать их труд, они для распространения, удержания и укрепления своей власти призывают из покоренных себе помощников в грабеже и за это дают им долю грабежа. То, что делалось просто, явно в старину, — ложно, скрытно делается теперь. Всегда из покоренных находятся люди, не гнушающиеся участием в грабеже, часто, особенно теперь, не понимая того, что они делают, и за выгоды участвуют в порабощении своих братьев. Это совершается теперь от палача, солдата, жандарма, тюремщика до сенатора, министра, банкира, члена парламента, профессора, архиерея и, очевидно, никаким другим способом не может окончиться, как только, во-первых, пониманием этого обмана, а во-вторых, настолько высоким нравственным развитием, чтобы отказаться от своих выгод, только бы не участвовать в порабощении, страданиях ближних. [...]

Нам дано одно, но зато неотъемлемое благо любви. Только люби, и все радость: и небо, и деревня, и люди, и даже сам. А мы ищем блага во всем, только не в любви. А это искание его в богатстве, власти, славе, исключительной любви — все это, мало того, что это не даст блага, но наверное лишает его.

Человек, взрослый человек, без религиозного мировоззрения, без веры, есть духовный, нравственный калека, он может делать то, что свойственно человеку, может жить только благодаря искусственным приспособлениям: забавы, искусство, похоть, честолюбие, корыстолюбие, любопытство, наука. И такой человек — как и калека — всегда во власти всех, с ним можно сделать все, что хочешь. И такова вся наша, вся европейская (и американская) интеллигенция. Эта интеллигенция-калека ни во что не верит, ничего не умеет делать, кроме пустяков, но знает, что ей надо жить. И жить она может только чужими трудами. Заставить же кормить, содержать себя она может только людей тоже без религии. И потому все усилия ее направлены на то, чтобы или извратить ту веру, которую имеет народ, или совсем лишить ее народ…

Все ближе и ближе чувствую приближение смерти. Несомненно то, что жизнь моя, а также, вероятно, и всех людей становится духовнее с годами. То же совершается и с жизнью всего человечества. В этом сущность и смысл жизни всей и всякой, и потому смысл моей жизни опять только в этом одухотворении ее. Сознавая это и делая это, знаешь, что делаешь предназначенное тебе дело: сам одухотворяешься и своей жизнью хоть сколько-нибудь содействую общему одухотворению — совершенствованию.

Оптина …Я видел в Киеве — молодые послушники — святые, с ними бог, старцы не то, с ними дьявол. Вчера был у Амвросия, говорил о разных верах. Я говорю: где мы в боге, то есть в истине, там все вместе, где в дьяволе, то есть лжи, там все врозь. Борис умилил меня…Борис говорил, что цель мира и человечества пополнение ангелов.

 Ходил гулял, много думал, вчера и нынче, а именно: 1) Одно из самых дерзких неповиновений Христу это богослужение, общая молитва в храмах и название отцами духовенство, тогда как Мф. III, 5—15, Иоанна IV, 20, 21 и Мф. XXIII, 8.

Япония в несколько десятков лет не только сравнялась с европейскими и американскими народами, но превзошла их в технических усовершенствованиях. Этот успех японцев в технике не только войны, но и всех матерьяльных усовершенствований ясно показал, как дешевы эти технические усовершенствования… Перенять их и даже дальше придумать ничего не стоит. Дорого, важно и трудно добрая жизнь, чистота, братство, любовь, то самое, чему учит христианство и чем мы пренебрегли.

                                       Жить по законам любви и ненасилия.

Свою точку зрения на проблему «Толстой и Православие»  высказывает В.Б. Ремизов – директор Государственного музея Л.Н. Толстого.

Толстой вырос в Православии, и, как бы ни складывались его отношения с Церковью, по своему образу жизни он всегда тяготел к православному мировосприятию. 

   Христианство Льва Толстого построено на глубокой вере и чувстве человека, имеющем разумное, божественное обоснование. Толстой считал, что высшее повеление Бога – жить по законам любви и ненасилия.

Это знание на все времена запечатлел Христос в своем учении, а главное – в своих деяниях. И далее, если следовать логике Толстого, так как человеческая душа есть частица Бога, то Бог в каждом из нас, в душе. Для Толстого душа – это всегда чистота нравственного чувства. Человек может быть бездушным, но черной души не бывает. Душа это всегда свет, это дар Бога. Тело же развивается по иным законам. Толстой в решении проблемы выбора между телом и духом, как истинно православный человек, отдавал первенство духу. Если дух управляет телом, то тело становится храмом.

   Для православия земная жизнь – подготовка к будущему благу. Установки же протестантизма иные – если ты правильно себя ведешь, правильно веруешь, тебе уже в этой жизни дается материальное преуспеяние. Вот почему Европа в материальном плане превзошла Россию. Европа научилась любить вещь. Естественно, эта вещь Европу и задавила.

   Да, Толстой в плотское воскресение Христа не верил, но в его духовное воскресение верил.

Толстой не соглашался как раз с тем, что церковь культивировала таинства, мистику и веру в чудеса. Он считал, что тем самым насаждается механическая вера, вера из страха посмертного наказания. А должна быть вера по любви, вера благостная.

   Именно механическая вера привела к тому, что в начале 20-го века люди стреляли в иконописные глаза Богородицы, сжигали церковные библиотеки… 

И это мы получили в официально православной стране к 1917 году. Народ, не умевший ни писать, ни читать, но зато веривший в чудо и в таинства. Брат убивал брата, отец сына. Или это все спровоцировали жидомасоны? Какие в глубинке жидомасоны?

И Толстой, и Достоевский, да и вся русская литература, предупреждали, что поклонение иконе, служение догме – это еще не вся вера. Форма – это еще не сущность. Человек приходит домой из церкви, а домашних своих изводит до смерти, считая себя христианином, а всех остальных тяжкими грешниками.

   Иконы на стене, а не в душе…

Слепой веры недостаточно. Хотя Толстой впоследствии был очень терпим к тому, каким путем человек идет к Богу. Года за два до смерти, он в деревне встретил бабу, идущую в церковь. Поговорил с ней и сделал запись в дневнике, что в ее веру он верит. Баба искренне понимает, что она в Боге и живет Богом и для Бога, не важно, как она к этому пришла – через чудо или через страх перед Богом.

   В русском общественном сознании периодически возникает мысль о несправедливости, имеющей место по отношению ко Льву Толстому со стороны Церкви… Выходит, что Церковь так и не распознала истинно православного человека не по теоретическим взглядам, а по жизни, по главному критерию. И это-то и обидно. Сколько их было, истинных атеистов издевавшихся над верой. Это и энциклопедисты на Западе, и революционеры-демократы у нас в России… И ни с кем не обошлись так сурово, как с Толстым.

Все дело в том, что земная Церковь со времен Петра является служанкой власти. Толстой это видел. Он видел, что в стране 95 процентов населения голодают, живут в нищете, зато остальные роскошествуют. Теперь мы столкнулись с этим и в России.

Не может быть более страшного падения, чем факт братания церкви с властью после расстрела в 1993 году Верховного Совета. Это позор нации и мой позор тоже, и я несу эту боль и буду нести до конца своих дней. Людей в центре России расстреливали из танков, и это сатанинское зрелище цинично и хладнокровно вкладывалось средствами массовой информации в сознание народа.

И не понимает власть имущие, что возмездие все равно придет, придет в детях, которые уже сейчас становятся наркоманами, калеками, убийцами… возмездие для всех, кто идет не за птицами небесными, не за Христом… Можно креститься и ходить в церковь, как это делают наши правители, но в тоже время забывать о человеке. Толстой прекрасно сказал – очень легко любить все человечество, трудно любить рядом живущего.

   Вересаев говорил, что Толстой – это солнце и от него исходит свет. Именно поэтому, через его « Исповедь», через толстовство, люди приходили к свету православия, и таких судеб очень много.

У каждого человека должен быть свой, неповторимый путь. Единственно, что обязательно – это исполнять волю Хозяина, служить людям любовью, отказываясь отвечать на зло злом.

Русская культура многогранна. Здесь столько брильянтов самой крупной величины! И не надо отказываться ни от одного из них. Мне кажется, следует руководствоваться одним принципом – если какое-то явление не калечит человека, его природу и душу, значит в нем есть отсвет подлинной божественной жизни. Судите по плодам. А я сужу о Толстом по плодам его жизни и творчества.

Чем выше духовность человека, тем более уважительно он относится к Толстому.

                                                   Священник Михаил Дудко

                                                                Секретарь по взаимоотношениям Церкви и общества

                                                                               ОВЦС Московского Патриархата

Полемика, периодически возникающая на страницах газет и журналов вокруг отношения

Церкви к Толстому показательна тем, что сто лет, прошедших со дня отлучения Льва Николаевича, кажется, ничего не изменили в позиции его идеологических сторонников.

 Что такое «православное мировоззрение», если наш великий писатель кроме таинств, богослужения, общей молитвы, храмов, монашества, священства, чудес – дальше перечислять утомительно – отвергал и Божество Самого Христа, почитание Которого является сердцевиной нашей веры?..

Толстой умер совсем не в мире с Церковью, хотя до последнего момента Церковь пыталась идти ему навстречу. Из Оптиной Пустыни к нему приехал игумен Варсанофий – старец высокой и праведной жизни. Единодушным решением всех домашних было – не пускать того к Толстому, чтобы «не насиловать его волю». Тогда Церковь не пустили к Толстому. Почему же теперь предлагают пустить Толстого в Церковь? Отлучение Льва Толстого от Церкви должно восприниматься не как проклятие, а как констатация того несомненного факта, что убеждения писателя очень серьезно расходились с православным учением.

"Есть огромное количество людей, которые верят в национальную религию и чтут национального гения. В душе каждого из этих людей закрадывается сомнение, закрадывается вопрос, как совместить две половинки своей души. И мне хотелось разговора. Не для осуждения Толстого или осуждения церкви, а для того чтобы понять, как нам жить дальше", - вопрошал Владимир Толстой, правнук великого писателя в своем письме Патриарху.

В ответ Патриарх Московский и всея Руси Алексий II заметил, что оставаясь непреклонной в отрицательной оценке антицерковных взглядов Толстого, Церковь не относится к его творчеству в целом так же однозначно. «Можно с чем-то соглашаться, с чем-то нет, но категоричность здесь неуместна", - сказал он в интервью "Российской газете".

Толстого Святейший Патриарх назвал гением русской литературы. "Многие его произведения исполнены глубокой силы - не только литературной, но и духовной. Однако он впал в гордыню и попытался создать собственное Евангелие и таким образом сам отлучил себя от веры и Церкви", - заметил он. Патриарх Алексий особо отметил, что Толстого не предавали анафеме, он "сам порвал с Церковью", а Церковь "только констатировала факт его добровольного отречения". "Таким образом, прежде чем говорить о возвращении этого классика в лоно Церкви следует задаться вопросом: "А можем ли мы навязывать человеку через столетие то, от чего он сам отказался?" Не можем, конечно.»

Вот и ответ. Церковью движет не жестокость и косность, а отказ навязывать уже умершему человеку чужую волю – по моему, вполне достойная позиция. При этом, мы продолжаем читать Толстого, наслаждаясь его литературным даром…

                                              Михаил Михайлович Дунаев

                                  Профессор Московской Духовной Академии

- Церковь относится к Толстому, как  к великому русскому писателю, который в последние 30 лет своей жизни создал  религиозное вероучение, в корне расходящееся с вероучением православным.

Когда говорят - надо снять проклятие с Льва Толстого – это бессмысленно. Никто не проклинал Толстого. Когда говорят  надо реабилитировать Толстого – это тоже бессмысленно,  никто его не осуждал. Анафема по отношению к Толстому вообще не возглашалась. Это художественный вымысел Александра Ивановича Куприна.

Но позиция  Толстого по отношению к Православной Церкви была активно враждебная. В своих философских произведениях он доказывал вред всякой церковной жизни. На Толстого смотрел весь мир,  ему писали не только из России, но и из Европы, Америки, Индии.… Поэтому  необходимо было заявить, что Толстой не православный человек, чтобы разрешить то недоумение, которое возникало у людей в связи с его взглядами.  Это и было сделано. Расхождение Толстого с церковью началось с конца 70-х годов, причем это его расхождение с церковью, а не церкви с ним.

Церковь в своем конкретно-историческом бытие, в действиях иерархов может совершать некоторые ошибки, которые затем могут быть признаны. К примеру, религиозный акт сожжения на костре Жанны-д-Арк впоследствии был признан католической церковью ошибочным, и ее  причислили к лику святых.

Действительно, время от времени раздаются предложения пересмотреть позицию церкви по отношению к Толстому, признать, что Церковь ошиблась, что учение Толстого православно. А это не так.

На самом деле Церковь не говорит ни о  заслугах, ни о вине. Не судите – божья заповедь. Неправильно понимается и определение Святейшего Синода, неправильно понимается и Анафема. Анафема – это не осуждение, не проклятие. Толстой не проклят Церковью, а лишен помощи церковной. Анафема в данном случае – это констатация того, что человек отвергает церковную жизнь, отвергает вероучение, поэтому Церковь не может ему помочь. Не потому Церковь ему не помогает, что она не хочет, а потому что она не может из-за его собственного отказа…

Причем и анафема,  то есть отлучение от Церкви – это не окончательный приговор. Если перечитать определение Святейшего Синода, то в нем есть призыв молиться о Толстом. Если человек покается,  он может вернуться в лоно Церкви, и опять Церковь будет нести попечение о его душе. Анафема актом покаяния как бы снимается с него. Но случилось так, что Толстой  не завершил свой путь в лоно Церкви.

Известно, что перед смертью Толстой из Ясной Поляны отправился в Оптину пустынь; он ходил вокруг скита,   но войти  так и не смог. Из Оптиной он поехал в Шамордин монастырь к  сестре, и далее  отправился в Астапово.  Из Астапово была послана телеграмма в Оптину пустынь с просьбой приехать старцу Иосифу. Приехал старец Варсанофий, старец Иосиф не смог…

Но когда старец Варсанофий прибыл в Астапово, там уже командовали младшая дочь Толстого Александра Львовна и его издатель Чертков – это те люди, которые, конечно, ни при каких условиях православного старца допустить к Толстому не могли. Даже жену, Софью Андреевну, не допустили, не дали проститься с мужем!

Льва Николаевича полностью изолировали. Так что движение Толстого к Церкви было, но мы не можем точно знать, что лежало в его основе.

- Вероучение Толстого несет в себе  элементы, которые являются общими между толстовством и православием, толстовством и буддизмом,  толстовством и даосизмом. Причем это не заимствования Толстого. Он человек целостный. Это его собственное вероучение.

Лев Николаевич оставляет единственно для себя возможным  принять только нравственные заповеди Христа, а этого мало для того, чтобы называться христианином.  Толстой силен своей нравственной проповедью, но используя евангельский образ, мы можем сказать, что созидая здание нравственности, он строит этот дом на песке. У него нет основы – веры.

Лев Толстой действительно великий, гениальный писатель, один из самых великих писателей в мировой литературе.

Мы со скорбью воспринимаем, то, что этот великий художник отвергал православное вероучение,  отвергал Церковь, продолжая называть себя, тем не менее, христианином.

Толстой – толстовец. Создатель своего вероучения. Он просто Толстой.

От Толстого осталось его творчество - это великие ценности русской культуры.

Для меня Толстой гениальный писатель, глубочайший психолог, произведения которого хочется перечитывать, который действительно является гордостью русской культуры.

                                         Горелов Анатолия Алексеевича

                             ведущий научный сотрудник института философии РАН.

Если быть точным, то никакого отлучения Толстого от Православной Церкви не было. Было постановление Синода, в котором утверждалось, что Толстой отпал от Церкви.. В ответе  Синоду Толстой  написал, что некоторые пункты, изложенные в постановлении ,  действительно соответствуют его взглядам, но некоторые не соответствуют.  То есть пунктов несогласия Толстого с церковью оказалось больше,  чем  мог признать сам Толстой.

 Толстой во многом не соглашался   с церковными догмами. Тут необходимо развести Христианство и Церковь. Речь идет о конфликте между Толстым и Церковью, но не между Толстым и Христианством. Толстой был и остался христианином. Что же касается конфликта Толстого с Церковью, то конфликт действительно имел место. Толстой выступал против определенных догм Церкви, причем догм основополагающих. Многие видные деятели того времени критиковали Церковь, но для утверждения догм Церкви мальчиком для битья был выбран Толстой, как деятель всемирного масштаба. За истекшие 100 лет ничего не изменилось в церковном вероучении. Толстого уже нет на свете. Своих взглядов он пересмотреть не может. Поэтому я считаю, что никаких оснований для пересмотра решения Синода нет. Примирять никого ни с кем и не надо. Потому что духовные конфликты всегда были и будут. Это естественно, но они не должны вести к раздорам, и к категорическим суждениям. Люди могут иметь разные точки зрения, могут находится в духовном конфликте и в то же время мирно уживаться друг с другом. В постановлении Синода ничего не говорится, о том, что нужно насильственно бороться с Толстым и церковь ничего в этом смысле никогда и не предпринимала. А развитие духовных конфликтов – это вполне естественное явление.   Существо же конфликта я вижу в том, что Церковь любая, в том числе и Православная всегда находится под давлением двух сил. Одна сила идет сверху от государства, другая сила идет снизу со стороны  массового сознания. И мировоззрение Церкви всегда находится в этих рамках. За эти рамки Церковь, как социальный институт выйти не может. А вот, каждый отдельный мыслитель может выйти за эти рамки. Он может  противопоставить себя и государству и церкви, и народу…

   У Толстого соотношение обрядового и морального аспектов религии сместилось в сторону морального аспекта. Это естественное явление. Вообще исторически  религия развивается от господства обрядового аспекта к господству морального. Если сравнить Ветхий Завет с Новым Заветом, то можно заметить  там  объективные противоречия. В Ветхом Завете преобладает обрядовый момент,  он выражается, к примеру, в жертвоприношениях. В христианской  Церкви   вместо жертвоприношения происходит обряд причащения – когда никто никого не убивает, а люди едят хлеб, и воспринимают это как тело Христа. Нет убийства. Обрядовый момент отходит на второй план, а моральный аспект, который запрещает убийство, становится ведущим, и христианская церковь от жертвоприношения отказалось, в отличие от Ветхозаветной традиции. В этом же направлении развития религии, от обрядности к морали шел и Толстой. Поэтому он находился в русле того движения, которое существует в религии. Но он ушел очень далеко. И преодоление этого конфликта возможно только в том случае, если Церковь когда-нибудь дойдет до того пункта, в котором находится Толстой.  Толстого уже нет на свете. А Церковь есть, и она движется в том же направлении. И когда через какое-то время, скажем даже через тысячу лет, она дойдет до этого момента - тогда этот конфликт будет объективно исчерпан. Это эволюционный процесс.

В целом Толстой – это Толстой. Это автор оригинального целостного учения. 

Судьба реформаторов печальна везде. Христа распяли не в России.

Толстой прожил хорошую жизнь. Он дожил до 82 лет, написал огромное количество произведений. Но желать еще, чтобы тебя все поняли не нужно и не возможно. 

                                                                                                       Материал подготовила

                                                                                                              Ирина Щеглова